Анн Бренон. Сыны Несчастья.Часть 2. Глава 23.

[guillelme]

ГЛАВА 23

 

ВЕСНА 1306 ГОДА

 

Я запер овец, потом пошел в дом Бертомью и стал рубить дрова на растопку. Бернат Бэйль, сын Себелии, пришел ко мне и сказал, чтобы я пошел к ним…Я поднялся на второй этаж, и там, в фоганье дома, встретил еретика Фелипа де Талайрака и Берната Белибаста; с ними была и Себелия, которая готовила для них еду… Увидев еретика, я сбросил капюшон и приветствовал его на еретический манер, склонив голову ему на плечо и трижды поцеловав его в лицо...

Показания Пейре Маури перед Жаком Фурнье, июнь 1324 года

 

Из Тортозы я нес своей сестре Гильельме сарацинское украшение. Это была подвеска из красной кожи, украшенная медными бусинками, висящая на длинном шнурке. На этот раз девушкой, занимавшей все мои мысли, была моя сестра. Будет ли она уже помолвлена, когда я увижу ее этой весной? Но ведь и мне, мне самому, была нужна именно такая девушка, с ясным взглядом и доброй волей. С сердцем доброй верующей, которое могло бы защитить меня, защитить нас обоих от дыхания зла. Но я знал, что пастухи далеких перегонов редко женятся. Им доступна любовь украдкой, мимоходом, на сезон. Да и как строить жизнь беглецу из-за ереси? Что я встречу здесь, по другую сторону гор?

Это было мое первое путешествие, настоящее плавание в огромном море стад. У меня и в самом деле было чувство, будто я пускаюсь в плавание. Эта огромная отара, что она такое - гигантский длинноносый корабль или само море? Возвращение с зимних пастбищ было нескончаемым; иногда меня несли волны, иногда правил я, но плыть мне приходилось в окружении бесконечного топота копыт. Гийом Кортиль, лучше знавший дорогу, шел во главе стада, вместе с козами, а я – в хвосте, стараясь то подогнать сбившихся с тропы овец, то освободить запутавшегося ягненка. Подле меня шли два мула, которые несли наши пожитки и бурдюки. Муку. Вино. Соль. Один пату бежал впереди, второй сзади, чтобы защищать нас, а лабриты неустанно кружили вдоль стада. И я сказал себе, что после стрижки, если Бог так захочет, я заберу своего пату, которого я оставил у брата Раймонда вместе со своими овцами.

Дорога простиралась в бесконечность, мы миновали загоны для скота, летники, тайные убежища… А дорога все бежала, сползая с хребта в долину, взбиралась по каменным ступеням, огибала отвесные скалы, задевала хутора, стоящие на горных балконах, и женщины выносили нам воды. Мне нравилось слушать их удивительно мелодичный говор. Я думал о том, что они говорят почти теми же словами, как и в моем родном краю. Я понимал их без особого труда. Но мелодика этого языка звучала странно для моих ушей. Некоторые из этих женщин подолгу останавливали на мне взгляд. Гийом Кортиль при этом пожимал плечами и слишком громко смеялся. Он все повторял, что красавицам трудно устоять перед пастухами, потому что они несут с собой привкус приключений и опасности. Но я знал, что на самом деле он завидует моей молодости и крепкой фигуре, которой я и сам гордился. Мне и в самом деле иногда удавалось поймать чье-то рукопожатие, сорвать чей-то тайный поцелуй, но очень редко.

В конце месяца апреля мы достигли Сабартес. Гийом Кортиль, который был родом из Мерен, возликовал. А меня разрывали противоречивые чувства – счастья и озабоченности. Когда мы входили в город Акс, весеннее утро было омыто дождем, и зеленоватый свет поднимался над лугами, лесами и рощами. Я с нежностью, и даже с какой-то глубокой любовью провожал взглядом эти бесконечные отары с красиво изогнутыми рогами и тяжелыми шерстяными шубами, в длинном руне которых уже почти не виднелись отметины Бертомью Бурреля – трезубец. Могучая река овец струилась вниз. Во главе ее, вместе с несколькими козами, гордо выступали круторогие бараны. Мы, Гийом и я, кричали что есть мочи, объявляя умолкшему городу о своем возвращении, а город затаился, ожидая нас. И вновь я поднял голову к небу, и бросил клич, чуть не сорвав себе глотку, и тоска охватила мое сердце. Я хотел знать, что ожидает меня. Что с моими близкими? Куда – или когда – на этот раз обрушатся ястребы Инквизиции? И тяжелые мысли о земле д'Айю поплыли передо мной, словно черные тучи перед весенней грозой.

Я вскоре увидел, кто меня ждет в Сабартес. Первым человеком, проявившим ко мне истинное участие и выказавшим удовольствие меня видеть, была Мондина, маленькая служанка дам этого дома, На Эксклармонды и ее невестки Беренгарии. Мондина была родом из Монтайю – дочь Берната Изарна, доброго верующего. Она всего лишь несколькими годами была старше моей младшей сестры Гильельмы. Я всегда называл ее Мондиной; она не обладала ни полнотой, ни приятными округлостями, чтобы ее респектабельно называть Раймондой. Я всегда подсмеивался над ее живой мордашкой, острыми плечами, слишком тонкой талией и лукавыми взглядами. Она протянула ко мне обе руки, и я по-дружески расцеловал ее в обе щеки. И вскоре я заметил, что она пытается следовать за мной всюду, куда только можно.

На следующий день после моего прибытия, когда настал вечер, я оставил животных в загоне, тщательно запер овец в овчарне, и поднялся в город. Но мне уже не сиделось на месте. Беспокойство грызло меня и звало в горы, в дорогу. А ведь еще целых два месяца до дальних выпасов.

Однако в этот вечер Бертомью попросил меня вернуться пораньше, чтобы помочь ему. Он ожидал гостей, притом многочисленных; женщины с утра готовили, а в фоганье все так толклись и бегали, что я решил заняться чем-нибудь вне дома. Я пошел в маленький дворик, выходивший на улицу; там можно было вдыхать вечерние запахи города. Чтобы чем-нибудь себя занять, я стал рубить дрова на растопку. И тогда ко мне пришли. Он был еще почти ребенком, Бернат, младший сын На Себелии, подруги добрых людей. После моего прибытия я избегал наносить визиты даме. Мое присутствие было слишком компрометирующим, весь Акс знал, что я скрываюсь от Инквизиции.

- Вас хочет видеть моя мать, - сказал мальчик.

Я не колебался ни секунды, положил топор и пошел за ним. Я вошел в дом один, а мальчик остался за дверями, на страже.

Когда я спрашивал себя, кто же ожидает меня по возвращении в Акс у На Себелии Бэйль, то оказалось, что реальность превзошла самые смелые мои надежды – там был друг, почти брат, да еще и в обществе доброго христианина. Бернат Белибаст. Бернат, исчезнувший где-то между Альбижуа и Тулузэ, в служении подпольной Церкви. Вместе с добрым человеком Фелипом де Талайраком. Они оба сидели бок о бок на лавке, одетые в темное, и их тени то разъединялись, то сливались в одну в красноватых отблесках жара от очага и колеблющемся свете масляной лампы в высокой фоганье На Себелии. Госпожа дома стояла у очага и готовила что-то, пахнувшее одуряющее вкусно. Когда Бернат меня увидел, он вскочил, и его глаза засияли. Но в первую очередь я должен был приветствовать доброго христианина, с уважением и любовью. Три месяца я не был в присутствии Добра. Трижды он благословил меня, и трижды мы обменялись поцелуем мира. И я сказал себе, что не хотел бы никогда утратить этот внутренний свет, ни на каких дорогах.

Но, увы, я не мог там долго оставаться. У меня едва хватило времени, чтобы уважительно приветствовать госпожу дома, держа капюшон в руке, и обменяться с Бернатом дружеским объятием. Я сказал им, что меня ждут в доме Бертомью, и что я пообещал им помочь подготовиться к приходу гостей. Но На Себелия была категорична.

- Придумайте что-нибудь, и возвращайтесь поскорее – нам нужно поговорить.

Она смотрела мне прямо в глаза. Я восхищался этой женщиной, не боявшейся никаких опасностей, чтобы помогать добрым людям. Ее лицо лучилось светом, и множество мелких морщинок вокруг глаз придавали этому лицу выражение такой доброты, которой я никогда не видел. Конечно же, мне хотелось оставить свою работу и вернуться к друзьям. Кроме того, На Себелия настаивала:

- Возвращайтесь поскорее. И попросите Бертомью, чтобы он отпустил Вас назавтра; скажите, что Вам нужно подняться в Монтайю по срочным семейным делам.

Я понял, что мне придется сопровождать доброго человека и Берната в родимое высокогорье.

В доме Бурреля ситуация была такова, что хозяин с подчеркнутым высокомерием отвергал всё, что касалось добрых людей, которые, как он говаривал, приводят Несчастье; но дамы втайне были добрыми верующими. Через Мондину, которая была на моей стороне, я попросил На Эксклармонду и ее невестку Беренгарию вступиться за меня перед Бертомью, чтобы он назавтра отпустил меня в Монтайю; посему утром ему самому предстояло заняться своей отарой. Он ворчал:

- По крайней мере, не забудьте встать засветло, чтобы выйти пораньше. Мне нужно, чтобы Вы вернулись до захода солнца.

Вечером я пошел в город, а Мондина увязалась за мной. Считалось, что я сопровождаю маленькую служанку в таверну, чтобы купить вина, но дамы также передали через меня кое-какие вести для На Себелии и доброго человека. Вскоре мы уже взбирались по лестнице, ведущей в фоганью На Себелии. Я слышал, как Мондина громким и ясным голосом напевает за моей спиной какой-то мотив. Это был условный сигнал, чтобы дама знала, что пришли свои. Они обнялись на лестничной площадке и пошли поговорить отдельно; я же поспешил к Бернату и сказал ему, чтобы он меня ждал, что я вернусь и проведу здесь всю ночь. Потом, не теряя времени, Мондина и я пошли, наконец, в таверну - ведь гости Буррелей не должны были испытывать недостатка в вине.

Я пил немного, чтобы сохранить ясную голову, и когда луна поднялась высоко, и все гости позасыпали в доме хозяина, я наконец-то смог вернуться в добрый дом госпожи Себелии, где меня ждали друзья Добра. Мои друзья. И мы сразу же с горячностью принялись разговаривать. Нам нужно было столько друг другу рассказать. Расследования в Разес шли своим чередом. В Арке, несмотря на исповеди дочери и зятя, была арестована Госпожа мать Пейре Сабартес – а в Кустауссе арестовали всю семью Монтани. Но в Тулузэ и Альбижуа, несмотря на происки Инквизиции, Церковь обустраивалась и укреплялась. Мессер Пейре из Акса и его сын Жаум неустанно привлекали новых верующих, крестили новых добрых людей. Увы, в Тулузе, в доме на улице Этуаль, от тяжелой болезни умерла добрая женщина Жаметта. А еще проводник Пейре Бернье бежал из Мура Каркассона. Добрый человек Фелип и помогавший ему Бернат Белибаст ходили между Тулузэ и Альбижуа, где прятался Гийом Белибаст, который сейчас нанялся сезонным рабочим в окрестностях Рабастен.

- Вот уже месяц, как у меня особая миссия в Сабартес, - сказал мне Бернат, - я должен все организовать для Фелипа, которого сегодня привел из Кийан…

Но то, что он сказал мне лично, со всей свойственной ему страстью, ударило меня, как хлыстом – хотя я не был по-настоящему удивлен. Я уже почувствовал это заранее, еще до того, как пуститься в путь за Пиренеи, увидел это в глазах младшей сестры. Несколько недель назад, в марте, Бернат поднялся в Монтайю, чтобы вместе с моим братом Гийомом сопровождать добрых людей, Андрю из Праде и Гийома из Акса. Он провел вечер в доме моего отца. И он видел Гильельму. Мою сестру Гильельму, которую – вскоре после моего отбытия – отец выдал замуж за ремесленника из Ларок д’Ольме. Хороший брак. Если не считать того, что этот мужчина был грубой скотиной, а моя сестра не питала к нему ничего, кроме отвращения. И он не был de la entendensa, не стоял на дороге Добра. И если Бернат встретил Гильельму той мартовской ночью в Монтайю, так это потому, что она сбежала. Сбежала из дома своего мужа. И Бернат повторил мне ее слова так, как если бы слишком долго сдерживал их в себе. Он негодующе говорил:

- Она сказала мне, что не хочет оставаться со своим мужем ни живой, ни мертвой. Что она лучше пойдет бродяжничать по миру. Пейре, она готова на всё. Она уже хотела было уходить со мной. Но я не мог позволить ей этого сделать, как злодей или развратник – ты же понимаешь. Мне пришлось попросить ее потерпеть еще немного… Я пообещал ей, что мы придем ее спасти, ты и я, вместе. И как можно быстрее. Ты ее старший брат, а я обещал ей это. И я – твой друг. Пейре, она зовет тебя на помощь. Она просила меня пойти разыскать тебя. И если я немедленно не отправился в Тортозу, так это потому, что я знал, что ты уже, возможно, находишься в дороге домой. Между тем, твой отец, конечно же, отвел ее обратно в Ларок д’Ольме, к мужу. Но это совершенно невозможно, чтобы она оставалась там надолго. Пейре, всё, чего она хочет – это просто служить добрым людям. Как и я. И вместе со мной.

И вместе со мной. Вот, наконец, прозвучало то самое слово, в котором была вся суть, точное слово. Гильельма и Бернат встретились и никогда в жизни не хотели больше разлучаться. Брак Гильльмы, который мой отец так скоропалительно обустроил, был катастрофой. Этот ожесточенный тон, которым говорил мой друг, явно свидетельствовал о том, насколько важным для него было вырвать мою сестру из-под власти другого мужчины. Мужчины, который не стоит на дороге Добра, которого она не любит, который грубо с ней обращается… честно говоря, просто другого мужчины. Но этот мужчина имеет на нее все права. Я не услышал ее зова. А я ведь обещал ей придти. Всё это меня жестоко терзало. Мне хотелось бежать к ней. Но ведь этот человек – ее законный муж. Какое право имеем мы вмешиваться?

Добрая Себелия оборвала меня и заявила, что я не должен колебаться ни минуты, и что нужно как можно скорее направить эту молодую женщину на хороший путь, для блага ее души и сердца. Она знала, о чем говорила, На Себелия, у нее самой хватило сил оставить мужа, который не любил добрых людей, мужа, от которого она постоянно ожидала оскорблений, побоев – и даже доносов. Она уехала из Тараскона и поселилась в Аксе с двумя младшими детьми в бывшем доме своего отца. Моя младшая сестра Гильельма получила в лице На Себелии лучшую союзницу. И тогда добрый человек Фелип сказал нам настоящую проповедь о том, что брак, заключаемый попами Церкви Римской, не имеет никакой ценности, и что разорвать его не является грехом. Мои последние сомнения развеялись. Разве я не желал всем сердцем добра своей сестре Гильельме и своему другу Бернату? Я должен был выполнить свое обещание.