Анн Бренон. Сыны Несчастья. Глава 19.

[guillelme]

ГЛАВА 19

 

         КОНЕЦ АВГУСТА 1305 ГОДА

 

До самого Кубьер… той ночью мы шли все вместе, еретик, Раймонд Белибаст и я, через лес и непроходимую чащобу, а ночь была очень темной, так что почти ничего нельзя было видеть. И той ночью еретик часто падал и ранил себе ноги из-за острых камней на дороге и колючек. И каждый раз при этом он говорил: Святой Дух, помоги мне.

Показания Пейре Маури перед Жаком Фурнье, июнь 1324 года

 

            Летом 1305 года - Пейре еще не знал, что это будет его последнее лето в Арке - отары паслись отдельно на летних пастбищах. Стада из Кубьер были в Терменез, и щипали выжженную от жары траву господина архиепископа. Отары Арка разделились на маленькие группы. Пейре Маури вместе со своими кузенами Марти и юным Жоаном Мауленом, братом Эглантины, оставался всё лето недалеко от бастиды, на северных склонах широкой долины, и пас своих овец вместе с овцами Раймонда Маулена и Раймонда Пейре-Сабартес. Дни шли за днями. Донеслись вести, что освободили Гийома Пейре-Кавалье, но эта новость никого особо не обрадовала. Несчастный попытался обойти дома друзей, уверяя всех, что он никого не выдал инквизитору и ни на кого не донес, но совершенно разорился, покупая милости тюремщиков каркассонаского Мура, чтобы просто не умереть с голоду. Несмотря на это, все чурались его, словно представ перед неумолимым инквизитором, он сделался разносчиком Несчастья.       

   Лето, казалось, никогда не закончится. Но относительная близость поселка отнимала у этого лета, с точки зрения Пейре Маури, большую часть его прелести. Ему приходилось постоянно поддерживать контакты с жизнью в долине, особенно для того, чтобы встречать старых знакомых с высокогорья, молодых голодных людей из Монтайю или Праде, приходивших в долину, чтобы наняться на сезонные сельскохозяйственные работы - жатву или косьбу. В том году работа на пастбищах у Пейре как-то не клеилась, не приносила обычной радости, и он пообещал себе, что следующим летом непременно пойдет в высокие горы Сабартес с собственной отарой. Потом он молча злился, думая о том, что архиепископ Нарбонны никогда больше не выпустит отары Кубьер за пределы своей сеньории. А потом радовался, думая о том, что зимой, если Бог так захочет, его сестра Гильельма войдет в дом Белибастов из Кубьер. Если Бог так захочет, а захочет ли так князь мира сего? Тот, который поселил падших ангелов в темницах из плоти и грязи. Который делает всё, чтобы люди жили в забытьи и слезах… Что хорошего от него ждать?

 

            Вот и настал конец августа. Пейре и его товарищи-пастухи спустились уже до самых пастбищ Пейра Сольс, прямо над Арком. Оттуда, сверху, можно было различить донжон и ограду белого замка мессира Жиллета, его сады и двор, загоны для скота и конюшни. Напротив солнце освещало силуэт Серре Гийом, голубевший в вечернем воздухе. Иногда по утрам из долины начинал подниматься легкий туман. Значит, через неделю или две они окончательно отведут отары домой, в родные загоны, чтобы отобрать овец для сентябрьской ярмарки.

            Настал вечер, и вокруг сделалось темным-темно, несмотря на узкий серп молодого месяца; пастухи собирались ложиться спать. Окружив летники, они присыпали пеплом жар костров, делали последние глотки вина; в кристально чистом воздухе раздавался громкий стрекот кузнечиков и пение цикад, и было слышно, как юный Жоан Маулен уже раскладывает тюфяк из сухих трав, чтобы помягче было спать. Внезапно послышался стук покотившегося камня, и сразу же заливистое тявканье лабритов. Издалека им ответил яростный лай пату. Пейре Маури, как раз закончивший присыпать пеплом жар, резко вскочил и, не колеблясь, устремился к двум фигурам, выросшим перед ним из темноты.

            - Пейре, Пейре, - позвал его мягкий голос, - который он сразу же узнал, а рука пришельца коснулась его плеча. Это был Раймонд Белибаст.

            Молодой человек взял гостя за руку, отвел его к костру, склонился, чтобы раздуть жар, попросил его с товарищем сесть возле огня, а другие пастухи, отчаянно зевая, подходили приветствовать пришедших. При свете вновь вспыхнувших языков пламени они, из вежливости, решили выпить вместе с ними. Пейре Маури пустил по кругу пастушескую кружку, куда налил вино из своей фляги. Раймонд Белибаст, с измученным усталостью лицом, пил большими глотками. Его товарищ вытащил из своей котомки пустую кружку и протянул ее к фляге, чтобы налить вина. Пейре Маури не нуждался больше в другом объяснении: этот человек, которого он еще не знал, был добрым христианином. Но он молчал.

            Немного позже, когда братья Марти, Жоан Маулен и другие пошли спать, Пейре разложил у потрескивающего костра всё, что у него было из провизии, и даже отрезал кусок ягнятины и положил его печься в жар. Как он и ожидал, Раймонд Белибаст рьяно набросился на еду, жуя мясо и сыр с аппетитом уставшего человека, а его товарищ съел только немного хлеба. Пейре молча наблюдал за ним. Это был молодой человек, с живыми жестами, красивыми белыми руками, крупным лицом, настолько гладким, что оно блестело в свете пламени. Прожевав хлеб, он поднял голову и посмотрел молодому человеку прямо в глаза, очень ясным и проницательным взглядом.

            Тогда заговорил Раймонд Белибаст, тихим и невыразительным голосом.

            - Мы идем из Лиму, - сказал он. - Сегодня ночью, как можно скорее, мы должны попасть в Кубьер. Время поджимает. Пейре, мы очень нуждаемся в тебе. Можешь ли ты проводить нас? Кроме тебя никто не знает кратчайших дорог и тайных тропок, где нас никто не встретит. Время поджимает, Пейре…

            Теперь Пейре понял, что не только усталость, но и тревога оставила свой след на худом лице Раймонда Белибаста. В нескольких словах брат Берната прошептал ему, что товарищ, которого он провожает, пренебрегая опасностью, - это добрый человек Фелип из Кустауссы. Что в семье Белибастов случилась трагедия, которая касается его старшего брата, Гийома. Что он должен быстро, очень быстро привести к нему доброго человека. Пейре почувствовал, как мрачная тяжесть сдавила ему грудь. Тогда он порывисто поднялся, устремил на доброго человека беспокойный взгляд, встал перед ним на колени и поклонился, а потом спросил его срывающимся голосом, правда ли, что Гийом Белибаст при смерти.

            - Нет, - ответил добрый человек Фелип тихим, но чистым голосом. - Наоборот, это он отнял жизнь у другого. Он убил пастуха архиепископа Нарбонны. Если Богу так будет угодно, Орден святой Церкви позаботится о безопасности его тела и Спасении его души. Я сам займусь этим.

            Пейре никогда не мог забыть того безумного ночного путешествия конца лета. Это была темная, почти безлунная ночь, когда только его инстинкт, умение бродить по лесам и пасти овец под звездами, а также прекрасное знание местности позволило ему проложить самый правильный и кратчайший путь на юг. Сначала надо было обогнуть Арк. Не столкнуться с дозором гарнизона замка, со стражей на укреплениях и у ворот, с загулявшими прохожими со стороны Аркеле. Обойти виселицы на горе Справедливости. Пересечь Риалсессе и все ее притоки, и подняться со стороны Рабассоле, рискнув пойти через зловещее место Бартес - древнее гнездо колдунов, где никто не показывался даже белым днем. Но Пейре не боялся колдунов. Он шел туда без колебаний, останавливаясь время от времени и поглядывая на созвездия, чтобы проверить себя, принюхаться, прислушаться. Он чувствовал дорогу всеми порами кожи. Всё говорило с ним в этой ночной тьме. Запахи, поднимавшиеся от растений, которых он касался или на которые наступал, запахи, струившиеся с цветущих кустов, упругость и твердость почвы, острота камней, тонкий луч лунного света, бесконечное мерцание звезд в небе, гнездо пары сов, летавших и ухавших у них над головами. Трое молодых людей шли, не говоря ни слова, один за другим, пытаясь увегулировать дыхание в быстром ритме своих шагов, задевая за ветви, скользя на откосах, пробираясь под густым сплетением кустов. Если дорога становилась слишком опасной, Пейре возгласом подавал короткий сигнал; иногда он поглядывал на доброго человека Фелипа, который мужественно боролся с усталостью и головокружением. Много раз тот падал, царапая руки о колючки и раня ноги об острые камни. И каждый раз он шептал:

            - Сваятой Дух, помоги мне.

            Когда они были уже над самым Кубьер, то рискнули пойти прямиком через открытые пастбища. Теперь идти стало намного легче, хотя тьма была абсолютной, и только слабый свет звезд, отражаясь от земли, поднимался к небу. На этот раз уже Раймонд вел их к загону Белибастов, скрытому меж холмов достаточно далеко от деревни, возле битого тракта. Они прибыли туда, когда ночь уже начала клониться к утру, но еще далеко до рассвета, когда даже слабый отблеск зари не показался на хребтах Пейрепертюзе, а звезды только начали бледнеть. Они шли несколько часов. Запах отары ударил Пейре прямо в лицо вместе с дыханием ночи, и только потом он услышал тихое сопение спящих животных.

            - Вы уже вернулись с пастбищ? - громко удивился он, еще даже не поздоровавшись с друзьями.

            У входа в загон, в закоулке, под зелеными дубами, мерцал небольшой костерок. Бернат первым вскочил на ноги. Пейре узнал его фигуру, его низкий, с придыханием голос, когда его друг мягким и доверчивым движением прижался лбом к плечу доброго человека Фелипа и трижды поцеловал его в лицо. Затем Бернат просился к нему, схватил за обе руки, сжал их до боли. Ведь двое друзей не виделись целое лето.

            - Вы уже вернулись? - снова удивился Пейре. Позади костра виднелись темные фигуры спящих людей, завернутых в тяжелые плащи. Раймонд Белибаст потряс за плечо своего брата Гийома, который, колеблясь, поднялся, бросил на прибывших тяжелый взгляд и рухнул к ногам доброго человека. Раймонд склонился над спящим ребенком, подвернул под маленькое тельце шерстяное одеяло, потрепал по курчавым волосам.

            - Он хотел идти меня встречать! - сказал он Пейре с улыбкой. - Это мой старшенький. Я ему обещал, что вернусь утром, пока он еще будет спать.

            Через некоторое время ребенок проснулся, радостно играя на руках отца, а Бернат вытащил из котомки хлеб и поставил возле огня кувшин свежего, только что выдоенного козьего молока, смешанного с водой, чтобы поскорее скисло. Добрый человек Фелип, измученный длинным переходом, отошел в сторону, ища место, чтобы немного поспать. И Бернат тут же бросился стелить для него все плащи, сложив их в три слоя и прося его устроиться как можно удобнее. Гийом Белибаст сидел возле огня, погруженный в глубокое молчание. Он медленно жевал хлеб, вперив взгляд в мерцающий жар. Раймонд налил ребенку молока в миску, и тот принялся лакать, словно маленькое животное. И тогда, наконец, Бернат повернулся к Пейре, чтобы ответить на его вопрос.

            - Мы вынуждены были уйти оттуда как можно быстрее, - сказал он. - Нас было только двое вместе с овцами, Арнот и я. Нам хватило дня и ночи, чтобы дойти. И мы уже было вернулись за Гийомом, как всё это случилось. Ведь там, на этих камнях, овцам нечего было уже щипать.

            Бесплодная Терменез, летом превращалась в выжженную землю, и солнечные лучи били в нее как молот о наковальню. Отар было слишком много. Среди пастухов, плохо знавших друг друга, постоянно вспыхивали стычки, и шло бесконечное соперничество. Ссорились из-за изготовления сыров, из-за того, кто погонит овец в тенистую лощину, даже натравливали друг на друга собак. Только однажды между ними стало нарождаться какое-то согласие и появился общий интерес, когда люди из аббатства Лаграсс и даже Фонфруад попытались захватить пастбища архиепископа. А потом каждый снова был за себя. Больше всех там драл глотку Бертомью Гарнье, из Виллеруж, которого назначили старшим пастухом. Более сведущим и умелым был Гийом Белибаст, которого тоже уважали и прислушивались к его советам. Наверное, так бы всё и оставалось, если бы Гарнье в конце концов не проявил себя как опасный доносчик.

            - Однажды вечером он услышал, как мы говорили о добрых людях, - медленно рассказывал Бернат, - и он оказался таким идиотом, что тут же стал хвалиться этим и угрожать, что выдаст нас Мэтру Жирару, когда мы вернемся с пастбищ. Я попытался поговорить с ним, но только привел его в бешенство, и он стал скалить зубы, как собака, готовая укусить. Гийом просто оказался проворнее. Он схватил посох. Он ударил его в висок, разбил голову - и бросился в бегство. Всё произошло на глазах у свидетелей. Арнот и я сказали другим, что двое пастухов подрались из-за взаимной ненависти. Поскольку каждый знал об их соперничестве, это никого особенно не удивило. Пастухи из Виллеруж забрали его тело в город и подали архиепископу жалобу об убийстве. Но нас к тому времени и след простыл. Мы уже собрали овец и поспешили отвести их в Кубьер. И мы, конечно же, забрали и Гийома. И вот уже неделю он прячется в этом загоне для скота. Люди архиепископа не заставят себя долго ждать, и скоро прибудут арестовать его. А если он предстанет перед епископским судом, его повесят.

            - Добрые люди хотят его спасти, - сказал Раймонд Белибаст, - с ними он будет в безопасности. А за его вину они назначат ему хорошее и справедливое покаяние.

            Гийом Белибаст поднял голову. В сером свете зари его глаза с темными кругами от усталости казались впавшими. Однако было видно, что его не покинули ни энергия, ни жизненная сила.

            - И я уверен, - сказал он, - что у добрых людей найду не только укрытие, но смогу помочь им в подпольной работе. Я уже был проводником доброго человека Фелипа, когда добрый человек Амиель послал его к моему отцу. И сначала я просто показывал ему, как лучше ходить по этой местности. А потом мы стали настоящими проводниками, сопровождая их все дальше и дальше. К тому же, почти никто не знает меня в лицо…

            - Они отведут тебя в Тулузен, к Мессеру Пейре из Акса, - заметил Бернат, повернувшись к брату. Он заколебался, но потом его голос стал серьезным, почти угрожающим. - Конечно, добрые люди помогут тебе спасти твою шкуру, Гийом. Однако они потребуют от тебя встать на дорогу прощения Божьего…

            Пейре Маури поднялся. Заря бросала розовый отблеск на лица, в загоне раздавалось блеяние, и овцы просовывали белые морды сквозь колючие ветви, которыми была прикрыта каменная ограда. Долину Кубьер скрывала от взоров юного пастуха густая дубовая роща.

            - Я должен возвращаться к своим овцам, - сказал он.

            Бернат глянул на него:

            - Зайдем сначала в дом, поздороваешься с моим отцом.

            - Нет, - ответил Пейре, - передай ему привет от меня. - Я действительно должен возвращаться к своим овцам. Мне нужно как можно быстрее попасть в Арк, и хорошо, если я сумею вернуться к середине дня.

            На самом деле, возможно, не осознавая того, Пейре нуждался в одинокой прогулке, для того, чтобы поразмышлять. Двое молодых людей стояли друг напротив друга. Пейре, сильный и крепко сложенный, со стянутыми узлом на затылке волосами, резко очерченным профилем, добродушный. Бернат, более гибкий, яркий и черный, обнял друга за плечи. Они смотрели друг на друга не улыбаясь, словно предчувствуя, что мир вокруг них готов рухнуть в бездну, и что им тоже предстоят дороги опасности и веры, те самые, которые ожидают и Гийома Белибаста. Но им всей душой хотелось бы идти по ним бок о бок.

 

            Едва Пейре в конце лета привел домой отары и начал готовиться к осенней ярмарке, как в сентябре 1305 года произошли события, от которых и в самом деле обрушился в бездну мир счастливой долины.

            Инквизиция Каркассона, возглавляемая Монсеньором Жоффре д’Абли и благодаря твердой поддержке короля Франции, возобновила свои действия, приостановленные в связи с народными бунтами. Жан де Пикиньи, бывший королевский эмиссар, умер под отлучением. В сентябре 1305 года бунтовщик францисканец Бернат Делисье сам был арестован в Париже, где надеялся пересмотреть свое дело. В то же время, в Каркассоне Элия Патрис, маленький король бурга, был повешен вместе с четырнадцатью своими товарищами; а в Лиму повесили сорок консулов, горожан и бюргеров. Сорок повешенных в Лиму. В Лиму, откуда едва смогли бежать скомпрометированые Мартин и Монтолива Франсе. Лиму, через которое, само собой, проходил Гийом Белибаст, уведенный в подполье и следующий за добрым человеком Фелипом де Талайраком. Лиму, где к впавшему в отчаяние Гийому Пейре-Кавалье, от которого со страхом отшатнулись прежние друзья, боявшиеся, что он их скомпрометирует и отказавшиеся даже ему помочь, с подозрительным интересом присматривались агенты Инквизиции. Пружина террора высунула из норы свою гадючью голову.

            И вот уже инквизиторы, Монсеньор Жоффре д’Абли, двое его каркассонских помощников и его коллеги в Альбижуа и Тулузэ, с еще большим рвением начали расследования против еретиков, приостановленные из-за городских бунтов. Они объединили и скоординировали свои усилия, и вот уже население целых городов, где были проведены облавы, предстало перед грозными судьями. Проводник Пейре Бернье был арестован в Верден-Лаурагэ вместе со своими братьями, кузенами и всеми друзьями. То же произошло с бургадами на границах Тулузен и Керси, где жили добрые верующие - в Борне и Верльяке-на-Теску…

            В толстых реестрах, составляемых нотариусами Инквизиции, показания множились, сопоставлялись, усугублялись доносами, и так готовились новые аресты, становясь плотью и нервами следствия. В застенках тюрем Инквизиции, в Каркассоне, Тулузе и Альби, десятки арестованных присоединялись к тем, кто гнил здесь годами без вынесения приговора. Монсеньор Жоффре д’Абли и его коллеги, Братья-проповедники, окончательно решили избавить христианство от еретической проказы.

            В Лиму, где все еще болтались на виселицах тела сорока повешенных, почти сразу же были арестованы двое добрых людей: Жаум из Акса и Андрю из Праде, в дверях дома, куда они вошли ночью для утешения умирающей. Западня была тщательно расставлена и подготовлена.

            И потрясенные добрые верующие говорили друг другу, что оба добрых христианина были выданы и проданы, из отчаяния и мести, Гийомом Пейре-Кавалье.